декабрь 1994 года

- Как неловко, Невилл, - рыжеволосая гриффиндорка остановилась у входа в Большой зал, украдкой заглядывая внутрь. Доносящаяся изнутри музыка заглушалась звонкими голосами, то жарко о чем-то беседующими, то громко смеющимися.
Большой зал преобразился, он был украшен праздничными гирляндами, четыре длинных факультетских стола убрали, и на их место появились несколько десятков маленьких. При этом осталась довольно большая площадка посередине для танцев, где, как могла рассмотреть Джинни, уже кружились несколько пар. А у дальней стены, пока еще темная и не достаточно освещенная, обозначилась сцена для выступления "Ведуний", что стало событием ничуть не менее важным, чем сам Святочный бал.
Девочки в ее спальне с ума сходили и просили во всех самых-самых детальных подробностях описать, каким будет солист известной группы. А уж если Джинни утащит его автограф, то останется их самой лучшей подругой до конца дней. Хотя, конечно, лучше утащить самого солиста, но это слишком смелые мечты даже для гриффиндорок.
Еще вчера младшая Уизли разделяла ажиотаж своих сокурсниц, но вот сейчас, стоя в цветастом платье у самых дверей Большого зала, рыжеволосая почувствовала себя до крайности неловко. Бал устраивался для старшекурсников, в число которых она пока не входила, и оглядывая высокие головы присутствующих, как никогда прежде ощущала себя самой мелкой. Мелкой, рыжей и Уизли, потому что платье ее, конечно же, вовсе не было новым. Мама перешила свое, старое, и хотя от прошлого покроя практически ничего не осталось, но Джинни ведь знала, что оно не новое. И никак не шло в сравнение с тем, во что были одеты другие девочки.
Рыжеволосая гриффиндорка тяжело вздохнула и принялась взволнованно перебирать в руках край платья.
Невилл - ах, этот милый, добросердечный Невилл, который, заметив волнение своей спутницы, принялся тут же ее подбадривать и отвлекать от несвоевременно печальных мыслей. Ах, Невилл, что еще он мог сказать ей - Джинни была благодарна ему и за дружеское приободрение, и за то, что вообще пригласил ее, третьекурсницу, хотя мог выбрать любую другую девчонку. Ну ладно, почти любую. Но из ее сокурсниц многие согласились бы пойти на бал с Лонгботтомом - как минимум, чтобы увидеть выступление Ведуний. И вообще пойти на бал.
Бал, Мерлин, как радостно должно трепетать ее сердце! Но Джинни, отчего-то, не испытывала восторга. Впрочем, пути назад уже не было, не могла же она оставить Невилла без пары и, выдавив из себя приободряющую улыбку, Джинни смело протягивает руку, чтобы взять Лонгботтома под локоть, и как можно задорней говорит ему: - Все хорошо. Я просто немного волнуюсь, как любая девушка перед балом.
Джинни Уизли приветливо улыбалась, помахала Гарри и Рону, и даже успела перемолвиться парой слов с Гермионой. Праздничный пунш оказался чудеснейшим на вкус, и на какое-то время лишает ее необходимости поддерживать разговор, пока взгляд ее светло-карих глаз блуждает по залу и по студентам, таким праздничным и нарядным, что вновь к рыжеволосой закрадывались предательские мысли о том, что платье ее недостаточно красиво, что плечи излишне открыты, а прическу точно надо было сделать другую.
Впрочем, Джинни Уизли всего четырнадцать лет и, допив свой пунш, она думает - кто в самом деле станет на нее смотреть, когда в центре зала танцует прекрасная Флер Делакур. Поэтому, решив перестать думать о глупостях, в следующую минуту гриффиндорка берет Невилла за руку и тянет его танцевать.

К тому моменту, как Джинни Уизли вновь возвращается к столикам, ею владеют сразу два желания. Первое - это скинуть туфли, которые только с виду казались удобными, а на деле танцевать в них сущая пытка. Впрочем, танцевать гриффиндорке так понравилось, что приходилось терпеть, сжимая руку Невилла сильнее при каждом повороте. Лонгботтом, кажется, не заметил неловкости своей партнерши и это было ей только на руку. Однако, когда очередной танец заканчивается и они решают немного перевести дух, Джинни, едва добравшись до столика и, что главное, стула, тут же стаскивает неудобные туфли. Вздох полного прекрасного освобождения срывается с ее губ, и на его место тут же приходит улыбка. Совершенно довольная и счастливая улыбка - как вообще она могла переживать из-за того, что подумают другие. Такой праздник нельзя было пропустить, а девочки из спальни точно умрут от зависти, когда она станет рассказывать им детали.
Вторым же желанием, овладевшим рыжеволосой, была жажда. Такая испытующая, что стаканчик, который как раз подоспел принести заботливый Невилл, почти тут же оказывается выпит до дна. Глядя на это, гриффиндорец неуверенно протянул младшей Уизли и тот стаканчик, который взял для себя - и тот тоже оказывается быстро осушен рыжеволосой. К этому моменту в рецептуру отменного пунша, по особому рецепту домовиков Хогвартса, примешивается настойчивый привкус алкоголя, но за всеобщим весельем Джинни его не замечает. А разделавшись с пуншем и с туфлями, вновь утягивает кавалера на танцпол - ведь как раз в это самое время, наконец, начинается долгожданное выступление Ведуний.
Джинни Уизли на некоторое время абсолютно теряет связь с реальным миром, погрузившись в водоворот музыки, слова которой она, как и любая школьница, знала наизусть. Это ведь Ведуньи, да лучше них вообще никого нет! Джинни танцевала, веселилась и совершенно перестала переживать о тех деталях, которые терзали ее прежде. Перестала искать взглядом Гарри, который мог бы пригласить ее, но не сделал этого; перестала следить за тем, как взгляды почти всех мальчишек направлены в сторону Флер, которая так естественна, так красива в своем серебристом платье... Вот будь у Джинни такое платье и тогда - нет, конечно же, не все мальчишки, но и гриффиндорке нужен был только один. Тот, который отличался близорукостью.
Выступление Ведуний, кажется, заканчивается слишком быстро, и звезды магической музыки удаляются из Большого зала, на прощание обещая обязательно вернуться вновь. А Джинни вместе с Невилом вновь возвращюется к столикам, на этот раз девушка вся раскрасневшаяся, запыхавшаяся и растрепанная. Она ловко вытаскивает из волос пару шпилек и тяжелые рыжие локоны распадаются по ее бледным плечам. Жарко невыносимо и, сделав несколько освежающих глотков все того же пунша, Джинни решает, что неплохо бы выйти в коридор, немного отдышаться. Проблема в том, что многие решили последовать ее же примеру, и оттого в узком проходе младшую Уизли буквально подхватывает поток студентов и несет к выходу из Большого зала. Остается всего каких-то несколько метров, как она, не заметив, врезается в кого-то или во что-то. Нет, определенно в кого-то, потому что умудряется даже упасть на него, а в добавок еще разлить свой пунш, который ярким розовым пятном расходится по белоснежной рубашке.
- Ой, простите-простите, это вышло случайно, - тут же затрещала она, поскорее сползла с несчастного, которому испортила костюм, и потянулась за салфеткой, сдернув ту со стола. Руки гриффиндорки метнулись к пострадавшему, забегали по его груди, пытаясь впитать салфеткой этот несчастный пунш, и только затем заторможенное сознание девушки догадывается поднять взгляд на того, кого она сбила с ног.
Взгляд гриффиндорки фокусируется и извиняющаяся растерянность тут же сменяется угрюмостью. Джинни серьезно сводит брови, тут же убирает свои руки, перестает извиняться и вообще поднимается с колен. Некоторое время она все еще рассматривает слизеринца, признав в нем одного из дружков Малфоя, и пытается решить моральную дилемму - извиниться ли еще раз за свою оплошность или поскорее убраться подальше от слизеринца, пока не напоролась на обзывательство.
- Мне жаль, - холодно бросает она, сжимая испачканную салфетку. Ну же, пусть отпустит ядовитую гадость в ее сторону, и на том они будут квиты.

Джинни смотрит на сидящего на полу слизеринца с высоты своего еще не такого уж большого роста. Это позже, летом, она вымахает сразу на целую голову, а сейчас гриффиндорка выглядит маленькой и растерянной, потому что угрюмо смотрит на парня и все ждет, когда же он скажет что-то обидное.
Мысленно она пытается припомнить его имя - Монтегю или Притчард? - нет, все не то. Она еще слишком мала для того, чтобы полноценно ввязаться в это противодейство факультетов, и оттого знает по большей части лишь то, что слышала от старшекурсников. Но видеть она точно его видела - рядом с Малфоем, вечно следует за этим несносным блондином, а значит вся гриффиндорская нетерпимость распространяется и на него. Просто так, за компанию. Потому что друзей выбирают по общим убеждениям, и если этот, на полу, всегда таскается с Малфоем, то значит точно такой же. Ничем не лучше. Ну, может, только совсем капельку, потому что не огрызается на нее в ответ и вообще как-то подозрительно замолк. Они так и застыли: одна ждет оскорбления в свой адрес, а второй смотрит так, будто ожидает, что она выльет на него еще одну порцию пунша. Странная получилась ситуация, которую нарушает подоспевший Лонгботтом. Он спрашивает у Джинни все ли в порядке, и та с готовностью кивает. Когда девушка переводит взгляд на гриффиндорца, то сразу смягчается, а на губах ее появляется улыбка - конечно, все хорошо, ведь вокруг них происходит бал, и только что было выступление крутых Ведуний, и разве может что-либо вообще нарушить этот прекрасный вечер.
Джинни оставляет грязную салфетку на столе, напоследок окидывает взглядом странного слизеринца, имени которого так и не вспомнила, - кажется, что-то на Г, но она не помнит точно, - и наконец выходит в коридор, где прохладный воздух холодит ее горячую кожу.
Она вновь заводит разговор с кем-то из сокурсников, после чего они с Невиллом возвращаются в Большой зал: праздник к тому моменту уже идет на спад, и только самые ответственные парочки продолжают кружиться в танце. Невилл предлагает станцевать еще раз, напоследок, и младшая Уизли устало соглашается. Сил у нее осталось не так уж много, но Невилл в самом деле замечательный партнер и настоящий джентльмен - и об этом она точно расскажет всем девчонкам из своей спальни.
Спустя полчаса Джинни оказывается в гостиной факультета, еще раз в сердцах благодарит Невилла за приглашение и на прощание целует его в щеку. Когда она оказывается в девичьей спальне, все подружки уже спят, да и у Джинни нет никаких сил на рассказы. Она неловко стаскивает с себя платье, переодевается в ночную рубашку и сразу же забирается под прекрасное теплое одеяло. И перед тем, как Морфей утянет ее в свое царство, рыжеволосая вновь вспоминает столкновение со слизеринцем - было в его реакции нечто странное, несвойственное что ли.
Впрочем, возможно ей всего лишь показалось.

октябрь 1996 года

Трибуны на квиддичном поле ревут так, что слышно даже на высоте. Они попеременно выкрикивают кричалки то прославляя Гриффиндор, то наставляя на победу Слизерин. Временами, когда Джинни проносится совсем рядом с толпой, она слышит свое имя, и это заводит, придает сил и рвения, так что она прибавляет скорости еще больше.
Гриффиндорка маневрируется быстро и ловко, обходит одну фигуру в форме зеленого факультета, затем вторую, отнимает у третьей квоффл и забрасывает его в кольцо. Джинни резко разворачивается, чтобы не врезаться в столб и не видит, попал ли мяч, но трибуны Гриффиндора взрывается приветственным рёвом и она понимает - попала.
Только расслабляться все равно рано: сосредоточенная, она вновь разгоняется, вновь перехватывает квоффл и вновь устремляется к кольцам команды противников. Они оказываются достаточно далеко, но перед ней никого нет, и Джинни почти уверена в своем успехе. Она прижимается ближе к метле, сжимает одной рукой древко, а второй замахивается для удара - мяч летит точно в кольцо, обходя вратаря, но младшая Уизли этого не видит, потому что точный удар бладжера сносит ее с метлы так точно, что гриффиндорка не успевает ни увернуться, ни вообще ухватиться за метлу сильнее, чтобы удержаться. Она камнем летит вниз, больно ударяется о землю головой и, кажется, вдобавок у нее сломана лодыжка. Сознание медленно покидает гриффиндорку еще до того, как к ней успевает подбежать помощь.
В Больничном крыле стоит приторный запах лекарств, но Джинни его уже не чувствует - привыкла за те два дня, что пришлось тут лежать. Матч они выиграли и это, безусловно, было главным, хотя рыжеволосая и думала с тоской, что там, в гостиной факультета, во всю праздную победу, а она вынуждена лежать тут одна.
Издержки квиддича, ничего нового, вот только остальных, кто сломал запястье или посадил себе огромную ссадину, мадам Помфри отпустила еще вчера, потому как заранее заготовила все необходимые зелья. А вот Джинни она не отпустила: во-первых, лодыжка оказалась сломала сразу в нескольких местах и рыжая до сих пор пила зелье для сращивания костей. А во-вторых, голова от удара все еще болела, и за этим мадам Помфри тоже решила последить. Джинни дулась и вредничала, но противные зелья все равно пила. Главной бедой в Больничном крыле были вовсе не они, а скука. Поэтому, когда гриффиндорка слышит чьи-то приближающиеся шаги, то тут же усаживается поудобнее в своей постели и тянется рассмотреть, кто же там идет.
Неясная тень закрадывает в ее сердце надежду и она произносит прежде, чем фигура успевает показаться на свету: - Гарри, это ты?

Нет, не Гарри. И на лице рыжеволосой на мгновение поселяется обиженное разочарование. Не Гарри. А ведь из всех, кто мог прийти сюда в этот самый час, она ждала его больше всего. И даже не нужно было нести ей какие-нибудь сладости или книги - он мог бы просто прийти и немного посидеть с ней, и Джинни было бы этого достаточно, чтобы почувствовать себя намного более счастливой.
Но - нет, не Гарри. Гриффиндорка грустно вздыхает, но следом к ней приходит подозрение. Голос ей не знаком, да и фигура тоже - это при полутемном вечернем освещении ее воображение выдало желаемое за действительное и нарисовало фигуру Поттера, но стоит незнакомцу сделать еще несколько шагов ближе, как для Джинни становится очевидно - этот кто-то ей неизвестен.
Гриффиндорка автоматически подалась назад и притянула одеяло к себе: оказаться в больничной рубашке и постели перед малознакомым человеком кажется ей очень стеснительным, даже позорным, хотя ничего лишнего, конечно же, представшая перед слизеринцем картина не открывает. И все равно рыжеволосая натягивает одеяло повыше, в странном детском желании укрыться, спрятаться от нежеланного взгляда. Будто под одеялом до нее не сможет дотянуться никакое зло. Глупо, конечно, но еще ей остается: Больничное крыло пусто, и мадам Помфри в это самое время уже ушла. Школьная медсестра еще вернется с проверкой, но это будет намного позже - сейчас Джинни Уизли совершенно одна. И она уязвима. Более неловкой ситуации и представить было сложно, но все усугубилось в десяток раз в тот момент, когда она узнала вошедшего.
Грегори Гойл - теперь она знала его имя, и оно не принесло с собой ничего хорошего. Конечно, она помнила тот неловкий момент, когда на Святочном балу облила его пуншем. А еще с тех пор ей запомнился с десяток, а то и больше, других моментов, где ею был замечен этот слизеринец: как он тряс какого-то младшекурсника, с которым что-то выяснял Малфой; как он распивал спиртное во время прогулки в Хогсмид, думая, что никто не видит; и, что было самым непонятным и неприятным, она помнила то, как он смотрел на нее, своим отчужденным и таким тяжелым взглядом, от которого ей каждый раз становилось не по себе. Ровно как и сейчас: стоит слизеринцу подойти к ней ближе, как у младшей Уизли мурашки забегали по всему телу. Жуткий он, этот слизеринец. Жуткий, потому что она никак не могла понять, что у него на уме.
- Что? Прощения? - гриффиндорка переспрашивает, потому что ей кажется она ослышалась. Просить прощения. Глупость какая. И звучит как-то по-дурацкому, когда именно он это произносит.
Джинни и до этого знала, кто ее сбил, ребята из команды рассказали, когда она пришла в себя - уже в Больничном крыле и уже с забинтованной лодыжкой. Но тогда она не придала этому значения: сбил и сбил - это ведь квиддич, а он игрок другой команды. Ему полагается сбивать таких игроков, как она. И ожидать извинений или хранить обиду в этом случае попросту глупо. Не будь слизеринцы такими скользкими и неприятными, как они еще бы припомнили этот момент за совместными посиделками, как бывало, когда проходили матчи с Рейвенкло или Хаффлпафом. Каждый болел за свой родной факультет, но хорошее отношение и дружба побеждали даже спортивные разногласия. Только слизеринцы не могли признать никого лучше себя, и копили злобу, запираясь в собственной гостиной. Или все же не таили?
Прощение и Грегори Гойл - это не могло стоять в одном предложении, просто напросто не укладывалось в голове Джинни. Все ее нутро напрягается и отчуждение становится сильнее вместе с тем, как парень подходит ближе. Благо, вскоре он останавливается, так и не дойдя до ее постели, и тем самым обозначая между ними границу. Слишком малую границу, как думает Джинни.
Прощение. Она бы могла понять и принять, окажись это кто-то с другого факультета, но Гойл всем своим видом выражал недоверие, и это если не припоминать его взгляд, такой пронзительный, будто смотрел насквозь. Бррр, как у него вообще получается. Джинни хотелось или сползти под кровать или залезть с головой под одеяло, и только гриффиндорская гордость не давала сделать ни того, ни другого. Да он просто издевается над ней, точно издевается!
Младшая Уизли поудобней усаживается на постели, притягивает к себе ноги, - и ту, что сломана тоже, но с особой аккуратностью, - и вглядывается куда-то за спину слизеринца. К выходу из Больничного крыла - там, должно быть, прятались его соратники, а Гойла пустили вперед, проверить обстановку. Вот и надо было ей так попасть: остаться в одиночестве, со сломанной ногой, да еще и напороться на слизеринцев. Что только она успела им сделать, почему они пришли именно к ней. Или это такая изощренная месть за тот треклятый пролитый пунш - говорят ведь, что слизеринцы злопамятны и никогда не забывают обиды. Но она извинилась перед ним, извинилась ведь!
- Ага, ну понятно, - протягивает девушка, а сама отводит руку назад, неслышно отодвигает ящик прикроватной тумбочки и пальцами нащупывает волшебную палочку. Хвала Мерлину, что та осталась рядом с ней. Джинни резко выбрасывает руку вперед, и волшебная палочка оказывается нацелена прямо в грудь слизеринца. - Даже не думай приближаться. И этим, друзьям своим, которые прячутся, тоже это передай. Если задумали какую-то гадость, то не выйдет: еще один шаг и схлопочешь сглаз. Долго будешь выводить, уж поверь.
Рыжеволосая гриффиндорка была решительна, как никогда. Хотя трясло ее еще как: если Гойла она и остановит, то успеет ли обезвредить остальных? Она ведь и понятия не имеет ни о их численности, ни о той низости, которую они приперли с собой. Рассчитывать оставалось лишь на то, что поднятый ею шум привлечет кого-то на подмогу.

Великий Годрик, этот слизеринец стоял так близко, что сердце рыжеволосой бешено трепетало в груди. Смелость, гордость, бравада - все это осталось лишь словами, а на деле Джинни Уизли никак не могла разобраться в своих чувствах. Вроде бы он и не вызывал того дикого страха, от которого руки трясутся и в горле сохнет, а все равно вызывал недоверие. Разумеется, недоверия в их случае было естественной реакцией, и проблема заключалась не в этом. Проблема была в том, что ей как будто хотелось послушать его. Хотелось ему верить.
Глупая маленькая Джинни. Окажись рядом Гермиона, как она непременно напомнила бы ей о том, что доверие не работает, когда речь идет о слизеринцах. Но лучшей подруги поблизости не было, а этот слизеринец как будто даже оскорбился в ответ на ее подозрения.
Джинни вытянула голову насколько могла, всматриваясь в коридор, дверь в который приоткрыл Гойл. И правда никого там не было, хотя младшая Уизли могла бы надумать всяких глупостей вроде чар невидимости, но это уже походило на паранойю. В конце концов, слизеринцы никогда не отчались такой сообразительностью, чтобы вдобавок ко всему самостоятельно освоить столь сложные чары. И все для того, чтобы подшутить над ней, над Джинни Уизли.
В этот самый момент она была почти готова ему поверить, потому что совесть англичанки говорила: окажись она в схожей ситуации и ей тоже было бы стыдно. Игра игрой, но навредить какому-либо человеку - это не так просто пережить, а порой и вовсе сложно убедить самого себя, что то была необходимая жертва. Может, и Гойлу необходмо было просто сказать о своем сожалении, чтобы почувствовать себя немножечко лучше. И как бы глупо это ни было, но рыжеволосая взглядывалась в его лицо, не отличающееся ни красотой, ни эмоциями, - и все равно пыталась ему поверить.
Палочка, впрочем, так и осталась решительно направлена на грудь парня. А вот в самой Джинни решительности было с каждой секундой все меньше: что может быть ужасней, когда благие намерения вызывают недоверие? Ведь каждый заслуживает шанс на искупление, этому ее всегда учили, а в случае Гойла даже искупление было под вопросом, ведь младшая Уизли не могла припомнить ни одного по-настоящему дурного момента с его участием. Разумеется, он был не самым надежным студентом, не гнушался нарушать правила и пинать младшекурсников - но в целом, список его пригрешений не особо отличался от того, что числилось за душой среднего студента школы магии и волшебства.
- А что это была за книга? - вопрос раздается ему в спину, потому что Гойл уже был на полпути к выходу, чтобы оставить недоверчивую гриффиндорку наедине с ее сомнениями. Сомнений и правда было столько, что всего за пару мгновений куча мыслей пронеслась в голове Джинни. И все равно в итоге она выбрала задать ему вопрос.
- Мне уже принесли сборник рассказов, но помимо него только учебники. Как будто находиться здесь настолько плохо, что даже учеба покажется развлечением, - рыжеволосая усмехнулась и, наконец, передумала угрожать волшебной палочкой. Она отложила ее на прикроватную тумбу, но все же не стала убирать далеко. Что ж, если этот слизеринец хотел всего лишь извинений, то ей не жалко. Пусть только держит себя в руках.
- Вообще, это был хороший удар, - тут же продолжала она, будучи той еще болтушкой. К тому же, Уизли теперь чувствовала себя неуютно: если он и вправду пришел извиниться, то слишком невежливо было угрожать ему сглазом. В какой-то степени, теперь ей самой хотелось сгладить эту неловкость, что возникла в первую минуту их разговора. - Меткий и... результативный, - Джинни одернула край одеяла, шутливо указывая на перебинтованную ногу. Вон какая красота. Немного неудобно, но она потерпит. - А что до того, что я легкая, то... ну, в этом есть свои плюсы. Допустим, я с легкостью обошла ваших охотников, - она не хвалилась, просто задорно поддерживала беседу так, как это могла делать только Джинни Уизли. Беззлобно, без былых подозрений. Теперь она смотрела на Грегори Гойла так, словно они и правда были хорошими приятелями.

Джинни Уизли нравилось, когда с ней соглашались. И она находит эту черту Грегори Гойла весьма занимательной. Вот, оказывается, все слизеринцы не такие уж и кретины, и среди них попадаются те, которые способны на нормальное общение, без всех этих типичных змееподобных замашек и тщеславия. Впрочем, Джинни и не думала, что могла бы вот так же болтать с тем же Малфоем или Забини. Нет, те были сделаны из другого теста, и собственная чистая кровь била по мозгам не хуже чистейшего виски, разве что от второго можно было просохнуть, а вот первое в их венах навсегда.
Что до этого слизеринца, вновь подошедшего ближе, то рыжеволосая даже приветливо ему улыбнулась, подумав, как тому должно быть неловко. Наверняка он не часто общается с кем-то из других факультетов вот так: не угрожая и не запугивая. Может, опыт с ней подскажет ему, что дружелюбие очень даже отличная вещь, и Грегори решит применить ее в отношении других. Рыжеволосая гриффиндорка даже позволила себе замечтаться по этому поводу, под конец, правда, решив, что Гойлу не плохо бы стать чуть более разговорчивым. И взгляд - определенно стоило поработать над взглядом, потому что он все равно смотрел на нее так странно, что при иных обстоятельствах англичанка бы решила, что он тренирует на ней невербальные чары.
- Не думала, что кто-то из слизеринцев может признать успех другого, - гриффиндорка беззлобно рассмеялась, подумав о том, что вместе с тем на каждом факультете, должно быть, имелись свои исключения. На Гриффиндоре вот некогда учился Питер Петтигрю - правда, это исключение было вовсе не лучшим.
- А насчет квиддича... - она задорно ему подмигнула, заговорщицки огляделась по сторонам и особенно в коридор - не идет ли мадам Помфри, - а затем резво сдернула одеяло.
Былого смущения у нее уже не было, - дружелюбное настроение во всю витало в пропахшем лекарствами воздухе Больничного крыла, да и тут по-прежнему было скучно без Грегори Гойла, - к тому же, больничная рубаха была достаточно длинной. Рыжеволосая спустила ноги на пол, а затем на одной ноге допрыгала до соседней койки, при этом поджимая в колене сломанную конечность. Пошарив рукой где-то за кроватью, где явно устроила импровизированный тайник, младшая Уизли вскоре извлекает оттуда довольно толстую книгу "Квиддич на века" и, прижав ее к груди, все так же на одной ноге ловко направилась не на свою постель, а в обход нее - к Гойлу.
- Вот! - гордо продемонстрировала она свой клад, протягивая книгу слизеринцу. - Мадам Помри никогда бы не разрешила протащить такую большую, но я все равно упросила Невилла, - гриффиндорка буквально сияла восторгом. Ей настолько нетерпелось поделиться впечатлениями о прочитанном, что она, поспешно заправив за ухо мешающую длинную прядь, тут же помогла Гойлу открыть книгу и долистала до главы со спортсменами. - Эльфрида Клэгг стала первой женщиной, которая на протяжении трех сезонов подряд ловила снитчи во всех своих играх! - взгляд гриффиндорки тут же нашел портрет известной волшебницы, и она ткнула в него пальцем. В этот момент она слегка потеряла равновесие, потому что стоять все так же приходилось на одной ноге, да к тому же босиком на холодном полу, и, чтобы не упасть, Уизли уцепилась за рукав слизеринца. Немного отклонилась назад и затем вновь вернула себе твердость пола под ногой. - А кто из них больше всего нравится тебе? - спрашивает она, поднимая горящий взгляд на Грегори.

Фляжка, так неожиданно оказавшаяся в его руках, приводит рыжеволосую гриффиндорку в некий диссонанс. Она тут же хмурит брови и хочет, точь-в-точь как миссис Уизли, упереть руки в бока и назидательным тоном напомнить о вреде алкоголя. Как будто стоящий перед ней слизеринец сам этого не знал - и посмотрите, ведь делает глоток; пьет эту жгучую отраву и не морщится. При других обстоятельствах Джинни сказала бы, что это не лучший способ произвести на кого-то впечатление, а на девушку и подавно, но Грегори Гойл выглядел при этом так непоколебимо, что подобное замечание явно нельзя было применить к нему. Нет, юноша не самоутверждался, скорее - это был некий выход, самозабвение. Джинни бы хотела расспросить подробней, но даже у нее язык не повернулся заводить разговор на такие серьезные темы в первый день знакомства. Ведь в первый же: эти смущающие ее взгляды и тот треклятый пунш не в счет.
Несмотря на то, что в ней зародилось добросердечное желание помочь слизеринцу, Джинни так и не стала ничего говорить. Ни о том, что это вредно; ни о том, что он в это самое мгновение нарушает школьные правила. Ни даже о том, что запах алкоголя вовсе его не красит, а теперь, стоя так близко к нему, младшая Уизли вполне отчетливо его чувствовала. Не неприязнь, а сочувствие овладели ею.
Но такое, боевое сочувствие. При котором хочется дать провинившемуся мальчишке подзатыльник и отругать, как первокурсника. Вон какой вымахал большой и сильный, а творит такие глупости. Впрочем, глупостью было уже то, что он пришел к ней в Больничное крыло с этими своими извинениями, как будто и правда считал, что она может таить на него обиду. Впрочем, со стороны Джинни тоже была глупость - принимать этот жест, как отправную точку, если не дружбы, то хороших взаимоотошений. Разве подобное вообще возможно между представителями их факультетов? Да и какое Гойлу дело до девчонки на курс его младше. Сейчас вот поговорят и больше не будут.
- Да ничего страшного, - принялась оправдываться она, когда была уличена в нарушении больничного режима. Джинни даже стыдно стало, что ее, такую совестливую, и внезапно ругает слизеринец - кому сказать и не поверят даже. А вот рыжеволосая смутилась и не стала возражать, когда руки Гойла с куда большей охотой держали ее талию, чем книгу по квиддичу. Весьма интересную книгу!
Вскоре грифффиндорка вновь оказывается в койке, прикрывает замершие ноги одеялом и благодарит Грегори за помощь. Странно это - принимать помощь от него. Застань их тут кто-то из ее братьев, как Джинни ждал бы весьма неприятный разговор на тему, с кем стоит заводить знакомства, а от кого предпочтительней держаться подальше. И хотя такой вариант развития событий представлялся естественным, рыжеволосая гриффиндорка так и не нашла в свом поведении ничего осудительного. Впрочем, неловкость все еще была.
- Книга... - протянула младшая Уизли, разглядывая слизеринца снизу вверх.
Разглядывала и молчала, потому что хотела попросить книгу взаймы, но как-то это неправильно. Так она и смотрела на него, растерянная, но не дольше минуты, потому что в противоположной стороне из кабинета мадам Помфри, откуда было два выхода и соответственно два входа, послышался шум. Наверное медсестра вернулась для проверки - рыжая быстро спрятая книгу под подушку и, вновь повернувшись к слизеринцу, очень нершительно для гриффиндорки произнесла: - Приходи завтра. Если хочешь.