Ты можешь оставить ее себе - значилось в той короткой записке, что она получила вместе с книгой тем же вечером. Буквы, написанные острым почерком, не выдавали авторство и могли бы принадлежать кому угодно. Давнему другу, бывшему возлюбленному или недавнему знакомому. Не подарок, а одолжение Джинни приняла с горящими глазами, устроившись поудобнее в предвкушении нескольких приятных часов в обществе книги.
Та была небольшой, но достаточно тяжелой. Основной вес составлял не сам массив страниц, отпечатанных четко, каллиграфично и с разнообразными иллюстрациями, а отделка из кожи, которой была выполнена обложка. Кожа наверняка настоящая, и хоть рыжеволосая гриффиндорка затруднялась определить, кому же та принадлежит, но не сомневалась, что животное это было не из тех, шкуры которых постоянно пускают в расход. В довершении, книга была сцеплены замком - небольшим, но золотым, закрывающимся на тугой крючок. Не книга, а настоящее произведение искусства - на одно ознакомление с ее внешним видом Джинни потретила не меньше десяти минут! Раньше она видела такие книги только в самых дорогих магазинах. Они были расставлены за большой стеклянной витриной, дразня взгляд посетителей, и ее непременно тоже. Словно каждая из них говорила: ты можешь смотреть, но не прикасаться. Воображать касание к этой дорогой отделанной коже, но никогда не заглянешь внутрь.
И вот теперь - одна из тех книг в ее руках, и сердце маленькой гриффиндорки слегка замирает от некоего таинства происходящего. Всю последующую ночь она так и не заснула: листала, читала, восхищенно вздыхала и снова осторожно гладила приятную гладкую обложку. Как чудесна была эта книга, если бы только Джинни когда-либо могла иметь подобную...
Разбудила ее мадам Помфри, был уже практически полдень, что означало употребление противного заживляющего зелья. Сонная и все еще пребывающая в мире квиддича, в который ее погрузила книга, Джинни непослешными пальцами берет протянутый пузырек и безжалобно выпивает. Гадость редкая. Рыжеволосая морщится, а затем поспешно убирает книгу под одеяло, спохватившись о том, что мадам Помфри  подобные чтения могут прийтись не по вкусу. Впрочем, медсестра ничего не сказала, хотя взгляд ее сделался подозрительным, заметив книгу, которую Уизли едва ли могла бы найти в школьной библиотеке.
К вечеру Джинни покидает Больничное крыло с рекомендациями наименьшей двигательной активности и большего времени для отдыха. Рыжеволосая полушно кивает и мадам Помфри делает вид, будто верит, что та будет все соблюдать. Но лежать в постели рыжей так надоело, что она страстно хочет активности и в тот же вечер затевает шутливую битву подушками с Кёрком.
Дорогая книга хранилась в верхнем ящике ее прикроватной тумбы, для чего по такому случаю оттуда было убрано все лишнее. Книга лежала, как подобает лежать королевской особе, и хотя Уизли прочла уже два раза, все равно периодически отодвигала ящик хотя бы для того, чтобы прикоснуться к гладкой холодной коже.
С ней необходимо было расстаться. Джинни решила это абсолютно твердо и даже думала, что на днях к ней обязательно подойдет Гойл, чтобы поинтересоваться о прочитанном. Но то ли слизеринец забыл, то ли так и не смог выловить ее в одиночестве - книга оставалась у гриффиндорки неделю, затем две... Стало искренне неловко держать ее у себя и дальше, несмотря на сохранившуюся короткую записку внутри. "Можешь оставить ее себе". Нет, Джинни Уизли как раз не могла ее взять, как бы хороша, красива и интересна не была бы книга. Слишком дорогой подарок, да к тому же... как она возьмет что-то у слизеринца, которого едва знает?
В последнюю неделю рыжеволосая взялась подкарауливать Грегори Гойла сама. Еще спустя пару дней ей, наконец, представилась удобная возможность: дождавшись, когда уйдут вот те болтливые рейвенкловки, грифффиндорка, чувствуя себя до крайности неудобно, словно вор пробралась к одиноко сидящему в библиотеке слизеринцу.
- Привет! - Джинни улыбнулась, подавляя смущение дружелюбной улыбкой.  - Вот, хочу вернуть тебе книгу. Она и правда очень интересная. Спасибо.
Книга оказывается перед Грегори Гойлом, и Джинни двигает ее еще, ближе. Пусть уж лучше скорее уберет ее в школьную сумку, потому что с каждым мгновением расставаться с красивой вещицей все более жаль.

Кажется, ей удалось его смутить. Или испугать, что было еще хуже. Каждый знал, что храбрость не из числа добродетелей зеленого факультета, но чтобы столь откровенно и так неподходяще именно сейчас. Джинни в ответ и сама смутилась, почувствовав себя до крайности глупо - надо же вот так соваться к слизеринцу, буквально посреди белого дня. Одно дело их разговор в Больничном крыле, где кроме них ни одной живой души, но школьная библиотека никогда не была по-настоящему безлюдна. И правда - стоит их кому-то застать, как поползут всякие противные слухи, а Джинни Уизли хоть и было всего шестнадцать, но о грязных пересудах за спиной она уже кое-что знала. К примеру, эти нелепые слухи уже связали ее имя с Захари Смитом, а еще говорили, что она тайком целовалась с Симусом Финниганом, но все это было ложью, от которой рыжеволосая гриффиндорка не то недоумевала, не то злилась. Вот бы поймать этих сплетников и хорошенько проучить. Не силой, конечно, но весьма убедительными методами. А если кто увидит ее здесь с Гойлом - даже подумать страшно, что бы могли наговорить.
- Оставить? Нет, я не могу, - рыжая замотала головой и еще ближе подтолкнула книгу раздора к слизеринцу.
Оставить ее у себя, ну уж нет. Как такое могло случиться, это ведь... это ведь почти подарок. А подарки следует принимать лишь от близких людей, потому что иначе они к чему-то обязывают. Тем более, внезапного проявления добродетели от слизеринцев никогда раньше не замечалось. И тем более не замечалось его без злого умысла и иных последствий.
Или же Джинни Уизли вновь была слишком несправедлива к ученикам зеленого факультета. Что, если это и правда было всего лишь извинением.
- Ну, если так... - решимость Джинни вернуть книгу становилась все меньше, истончалась, подобно сжигаемой бумаге. Сомнения мучили ее нещадно и рыжеволосая, оглядывая то слизеринца, то возвращаясь взглядом к книге, все никак не могла решиться. А прикоснуться к гладкой кожаной обложке хотелось ничуть не меньше, чем прежде и, не выдержав искушения, гриффинндорка касается ее ладонью, вновь ощущая прохладу тонкими пальчиками. Как же сложно убрать руку и вновь подтвердить свое намерение вернуть несвоевременный подарок.
- Пусть это будет в качестве извинения. Но не больше, - соглашается, наконец, она и придвигает книгу к себе. А затем, с особой осторожностью, притягивает в груди, опасливо поглядывая на Гойла. Мало ли решится передумать. Но слизеринец молчал и смотрел на нее, а рыжеволосая не знала. что еще ей стоит сказать в ответ. Кажется, поблагодарить она его уже успела.
Младшая Уизли замялась: вопрос насчет книги вроде как был решен, но уйти вот так просто казалось неправильным. Хоть и хотелось. Гриффиндорка метнула взгляд ко входу библиотеки - узнать, не идет ли кто, способный помешать их уединению. Но как назло помещение с высокими потолками в это время было непривычно тихим. Наверное, стоило воспользоваться моментом, чтобы незаметно проскользнуть обратно в гостиную красного факультета, но слизеринец так ожидающе смотрел на нее.
- А что ты читал, когда я пришла? - спрашивает она только потому, что не знает, что спросить еще.

Любопытная книга оказалась маггловской - казалось бы, и что в этом такого, но перед ней стоял слизеринец, у которого должна была начинаться аллергия от одного лишь упоминания о том, что магглы не все сплошь глупые существа низшего вида, но и вполне способные сотворить по-настоящему уникальные вещи. Как будто перед ней стоял не Грегори Гойл, в умении читать которого сомневалась треть школы, но кто-то... кто-то, кого она совсем не знала. И вообще мало кто знал. Джинни Уизли неожиданно для себя находит это забавным: мальчик, который притворялся кем-то намного глупее и хуже, только для того, чтобы от него отстали. И разглядывая книгу в его руках рыжеволосая гриффиндорка начинает улыбаться, как будто стала посвящена в большой секрет.
Впрочем, продолжению разговора помешали посторонние голоса. И не просто лишние в эту конкретную минуту, а самые ненужные, какие только могли появиться в библиотеке. Лицо Джинни уже по инерции хмурится, она внутренне напрягается, готовая к стычке, но нежелательной встрече не дают произойти. Рыжеволосая гриффиндорка так ловко оказывается в узком проеме за стеллажами, что не успевает хоть как-то запротестовать. Сколько силы на самом деле было в этом рослом слизеринце перед ней, что решись она противиться ему, как он все равно мог бы сделать все по-своему.
Это сбивает ее, в чем-то даже пугает. Джинни чувствует себя снитчем, внезапно оказавшемся в чужих руках, в каких никогда не должна была оказаться. Маленькое сердце гриффиндорки боязливо трепещет, говоря ей об опасности, но взгляд ее вполне настойчиво смотрит на Гойла - и не может разглядеть в нем источник беды. Спрятать - он хочет всего лишь спрятать ее, - разве это так плохо? Младшая Уизли пытается убедить себя в том, что все происходящее абсолютно нормально, хотя доля стыда все равно разжигает ее щеки красным. Неловко и неуютно, скорее бы сбежать. И руки хочется одернуть, чтобы не чувствовать его прикосновений к своей обнаженной коже. Прикосновений, которые были слишком поспешны, какими бы намерениями они не прикрывались.
Но ни Малфой, ни Крэбб не собираются уходить: они повторяют свои призывы, довольно грубо переговариваются между собой и собираются остаться. Проходит еще несколько напряженных минут прежде, чем Гойл решает выйти к ним, и Джинни ничего не остается, кроме того, чтобы прильнуть к уединенным стеллажам и через маленькую щель между двумя потертыми фолиантами наблюдать немым свидетелем картину разговора. Кажется, проходит вечность, хотя на деле лишь пара минут, когда слизеринцы покидают пределы Библиотеки.
В руках Джинни все еще сжимала книгу с обложкой из кожи дракона, - такая мягкая и манящая, и теперь принадлежавшая ей. Подарок не то от тайного друга, не то от раскаивающегося врага. Так или иначе, рыжеволосая засовывает ее в школьную сумку, поправляет кофту и волосы, и, глубоко вздохнув, выходит из своего убежища. Так, словно ничего не произошло.
Или так, словно о случившемся лучше всего просто забыть.

май 1997

Большая стеклянная витрина бликами отражалась на ярком солнце, буквально маня взгляды проходящих мимо к себе. Если одни проходили не сбавив шагу, степенно бросив взгляд на ассортимент, то две студентки Гриффиндора не могли от нее отлипнуть вовсе. Так и стояли, придвинув носы к стеклу и жадно разглядывая красивые вышивки, богатые ткани и уникальные драпировки. Подобный магазинчик был в Хогсмиде всего один, и неизменно привлекал внимание модниц, желающих прикупить себе новый наряд. Тем более, что и повод нашелся: один из однокурсников праздновал свой день рождения, решив устроить небольшую посиделку с друзьями с разных факультетов. Приглашены были о две девушки, последние два дня только и трещавшие о нарядах.
День рождения не столь большой праздник, разумеется, но выгулять новое платье ой как хотелось. Вернее, в случае Джинни оно конечно же не было новым - его отдала ей Флер, разумно рассудив, что цвет пойдет младшей Уизли, а гардероб француженки и без того слишком велик. Платье не было торжественным, скорее легким и весенним, что идеально соответствовало случаю. Сожаление вызывало лишь то, что у рыжей не было подходящих туфель, а вот на витрине магазинчика как раз стояли они - идеальная пара!
- Как они хороши, Лиза! Как подошли бы по цвету и фасону... - тоскливо говорила Джинни, чей взгляд не мог оторваться от пары туфель, которые идеально смотрелись бы на ее ножках. И стоили, как половина месячной зарплаты ее отца... Какие еще туфли, Уизли, можно только смотреть и мечтать, не больше.
Гриффиндорка еще раз грустно вздохнула, а Лиза, присмотревшая себе сквозь витрину платье, пообещала вскоре вернуться и забежала внутрь. Боковым зрением рыжеволосая видела, как подружка заводит разговор с продавщицей, а после удаляется в примерочную - даже заходить внутрь не хотелось. Лучше уж она так и останется на улице: тоскливо смотреть на понравившиеся туфли.

Порой в Джинни Уизли закрадывалось чувство несправедливости, которую все еще ожидаешь от мира в шестнадцать лет. В условиях надвигающейся войны некоторые так остро принимались отстаивать равенство нечистокровных, и рыжеволоая гриффиндорка была в их числе, которая сражаться, не жалея себя ни для будущего, ни для родных. Но чистота крови лишь частность; лишь один конкретный случай притеснения и несправедливости, которой вокруг них столько, что порой становилось страшно. Ведь каждому от рождения должен быть дать шанс заработать собственным талантом и трудолюбием все те блага, какие предлагает жизнь. Но вместо равенства с первых шагов преследует предвзятость. Почему одни имели больше других; за какие заслуги они могли обладать тем, что другим было недоступно. За что она, Джинни, обречена терпеть определенные неудобства, тогда как другие, обладая куда меньшей моралью, могли получить желаемое не прилагая никаких усилий.
Не зависть двигала рыжеволосой гриффиндоркой, а пытливость к справедливости. К честности. К равенству. Так она и говорила себе каждый раз, как глаз не могла отвести от какой-либо красивой вещицы, которую ей было вовек не заполучить. Просто потому, что она Уизли, и как бы не были прекрасны ее родители и братья, а на день рождения сокурсника девушка все равно шла в чужом платье.
- Ой, привет, - гриффиндорка слегка вздрагивает от неожиданности, не думая быть застигнутой в момент столь интимных размшлений, и резво оборачивается, взглянув в лицо Грегори Гойла.
Его голос она узнает еще прежде, чем успела обернуться, но присутствие слизеринца рядом все еще непривычно и как-то смущающе. Порой это кажется ей совершенно неправильным, и дело не только в различии факультетов, между которыми по умолчанию вражда, а в том... в самой сути тех отношений, которые завязались между ними без предварительного умысла. Не дружба, не приятельство, не что-либо иное - что же тогда было между ними? Общение - все чаще повторяла себе Джинни, и знала, что врала. Общение - звучало слишком неуверенно и не отображало и половины того, что было между ними.
Вернее, не отображало тех подарков, которые Джинни рассовывала по разным полкам, чтобы никто не нашел сразу все, и чтобы не стал задавать неудобные вопросы. Подобных тайников уже набралось порядка десятка, и вскоре скрывать знаки внимания слизеринца станет сложнее.
- Да ничего, просто прогуливалась и вот... остановилась поглазеть, - рыжеволосая задорно улыбается, хотя смущение так и не отпускает ее. Словно каждая их встреча, каждый новый подарок подводили к чему-то. К какому-то шагу, который Джинни не готова была сделать и попросту отрицала. - У тебя уже есть планы на каникулы? - продолжает она, щурясь от яркого майского солнца. Джинни заводит ничего не значащий дружелюбный разговор, как делала это всегда. Переводит тему и делает вид, будто их случайная встреча всего лишь встреча, а разговор не несет в себе никакого подтекста. Но если все это действительно так, то откуда в ее прикроватной тумбочке заколка с красивыми камнями, подаренная им?
Всего каких-то несколько недель и они снова разъедутся по домам, по своим совершенно разным жизням. И в этом не было ничего такого за исключением странной тоски, которая охватывает младшую Уизли. Она бы не смогла признать, что будет скучать по этому угрюмому и малоразговорчивому слизерицу. Но что-то с его отсутствием в ее жизни уже будет идти не так.
Странно. Смущающе. Только бы никто не увидел. Только бы никто не узнал.
Но вместо того, чтобы вспомнить о подруге, пропавшей внутри магазинчика, и быстро убежать к ней, Джинни Уизли стояла, щурилась и улыбалась, гляда на высокую фигуру слизеринца. Стояла и подавляла в себе желание, неравная борьба с которым вскоре оказывается проигранной.
- Вообще-то мы с Лизой собираемся на день рождения. Ничего особенного, просто попьем сливочное пиво небольшой компанией. И я подумала... это будет отличный повод надеть новое платье. А на витрине туфли, которые идеально подошли бы. Они такие красивые, - рыжеволосая вновь повернулась к витрине, взглядом возвращаясь к желанной паре обуви. Речь свою она проговаривает так поспешно, даже немножечко тараторя, словно если помедлит, то сочтет подобную фразу двусмысленной и неуместной.
Только вот неуместного между ними с Гойлом с каждым разом становилось все меньше.

Италия - задумчиво повторяет про себя рыжеволосая гриффиндорка, - как хотела бы она оказаться в Италии, пройтись по узеньким улочкам и отведать самую вкусную в мире пиццу,  если верить тем маггловским журналам, которые попались ей однажды на глаза. Италия для нее - интересный рассказ, красивая сказка с яркими картинками на глянцевых страницах; для слизеринца же Италия - всего лишь летние каникулы, и в этом отношении между ними огромная непреодолимая пропасть.
Различия складываются не разного цвета формы, расположения гостиных факультета и прочих школьных тралиций, которые являются укладом их жизни. Настоящие различия между ними там, за пределами Хогвартса, и Джинни внезапно отчетливо ловит себя на мысли - для чего все это нужно Гойлу? Зачем он дарит все эти подарки, зачем заводит с ней раз от раза разговор, зачем смотрит сквозь студенческие ряды, пялясь не просто в стену, а на рыжеволосую гриффиндорку. Для чего все это было ему, ведь никакой выгоды из их тайного общения не извлечь. Можно было бы списать все на розыгрыш, злой и смешной только для студентов зеленого факультета, но спустя несколько месяцев младшая Уизли больше не допускала подобной мысли. Впрочем, была еще одна: та, в которой подарки было принято дарить симпатичным девушкам, добиваясь их взаимности - но и тут что-то не сходилось. Пусть многие и говорили, что Джинни хорошенькая, но ведь далеко не единственная миловидная девушка в школе, и на Слизерине было не меньше красавиц, хоть и характер каждой был подобен ядовитой змее. Да и время вновь играло не в пользу данной теории: несколько месяцев без единого намека со стороны Грегори; без малейшего поползновения на ее личное пространство, если не считать того случая в Библиотеке, но то была лишь случайность.  Тогда зачем - зачем Грегори Гойлу было все это?
Джинни Уизли так и не находит в себе смелости спросить. Точно так же, как она оставляет при себе мысли об Италии, потому что если скажет, что хочет туда, то это может показаться некрасивым. Будто бы она предлагала взять ее с собой. Какая сущая нелепица. Даже думать о подобном стыдно, не то что произносить вслух.
- Нет, Грегори, я не это имела ввиду, - тут же смущается она, и краска заливает лицо Джинни, усыпанное веснушками, как летнее поле ромашками. В подтвержение своих слов и в опровержение его предложения, она активно мотает головой, отводит взгляд и даже отступает на шаг назад, пряча руки за спиной. Будто он мог схватить ее и потащить силой.
Но вся правда в том, что именно это Джинни и имела ввиду. Именно этого и хотела. Иначе зачем было вообще заводить разговор, для чего указывать на те конкретные туфли, которые ей так понравились. Неосознанная или попросту непризнанная, но провокация. Легкий шлейф которой окутывал шелком Гойла, и тот так податливо шел вперед. Словно ничего особенного в этом не было: подумаешь, какие-то туфли, как будто он покупает их каждую неделю десяткам пар и раздает симпатичным девушкам.
Джинни смущается и какое-то время не решается поднять глаза на слизеринца; но кого они пытаются обмануть. Их легкое, шутливое противостояние продолжается от силы несколько минут, после чего гриффиндорка поддается. И еще до того, как на Хогсмид опустится вечер, в руках Джинни Уизли оказывается заветная коробка с туфлями.
***
День рождения проходит шумно и весело; небольшая, но задорная компания студентов напивается сливочным пивом, разоряет кухню домовиков, разыгрывает фанты и хохочет так, будто завтра конец света. Из сумасшествия праздника Джинни вырывается, когда за окном глубокий вечер. Рыжие волосы слегка растрепаны, на губах беззаботная улыбка и, пока гриффиндорка идет по длинным коридорам вместе с подружкой, они все еще задорно хохочут над чем-то.
Не наткнуться бы сейчас на Филча, иначе завхоз испортит все веселье, омрачив своим появлением вечер. Потому, несмотря на новые туфли - те самые туфли, - ходить в которых еще немножечко непривычно, Джинни как можно скорее спешит по пустым коридорам, таща за собой хихикающую подружку.
За очередным поворотом, в конце коридора, гриффиндорка внезано разбирает знакомую фигуру и еще до того, как они с Лизой подойдут ближе, резко останавливается на полупити: - Кажется, я забыла там заколку, - быстро находится она, с сожалением пожимая плечами. - Не жди меня, встретимся в гостиной.
Лиза недолго раздумывает, прежде чем последовать совету рыжеволосой подруги, и вскоре низенькая фигурка девушки скрывается за поворотом направо. Что до Джинни, то она остается посреди коридора, потому что никакую заколку не забывала. У нее в этот вечер вообще никаких заколок не было. Дождавшись, пока шаги подруги стихнут, младшая Уизли не спеша двинулась по коридору следом. Звонкий стук каблучков невероятно красивых туфель возвещал о ее приближении к тому,  кто устроился у большого мозаичного окна.
- Здравствуй, Грегори, - открыто улыбается рыжеволосая, на ходу поправляя платье и заправляя волосы за ухо, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. А то еще решит, что она всегда выглядит птенцом, сдернутым из родного гнезда, и пролетевшим вниз с десяток метров. Впрочем, может она волнуется слишком сильно, в конце концов, праздненство было не таким уж долгим, а он наверняка сидит в коридоре не для того, чтобы оценить, как купленные им туфли сочетаются с платьем.
А сочетались они превосходно. - Ждешь кого-нибудь?